Эта «внепартийная, общенациональная» точка зрения, конечно же, подразумевала необходимость реорганизации и развития вооруженных сил России. Но не только это. В отличие от крайне правых, рассматривавших революционное движение как «недоработку» министерства внутренних дел, кадеты видели, что милитаризация страны должна быть ограничена некоторыми рамками, а не проводиться беспредельно. Отсюда и постоянные выступления в Думе против крайностей милитаризма главного критика при обсуждении государственного бюджета А.И. Шингарева, и поездка с антивоенными лекциями по стране в 1911 г. П.Н. Милюкова и других кадетских лидеров, и серия антимилитаристских статей в кадетском официозе «Речь» в 1912 г.

В принципе в отношении к назревавшей мировой войне кадеты сами не видели различий между своей позицией и позициями более правых партий. Выступая на заседании центрального комитета тот же А.И. Шингарев сам признал это: войны боятся все, потому что боятся революции. «Нет ни одной политической группы в Думе, – заявил он, – которая подходила бы к войне с легким сердцем»32. Пускаться в легкомысленные и плохо подготовленные внешнеполитические «предприятия» было, по мнению кадетской партии, совершенно невозможно: «при современном состоянии страны война явилась бы в высшей степени рискованным шагом не только с внешней стороны, но и со стороны возможных внутренних осложнений». Но подготовка к войне должна была, по мысли кадетов, заключаться не только в развитии вооруженных сил, но и в реорганизации всего государственного строя, всех ведомств. В борьбе за реформы после русско-японской войны кадеты, по их собственным словам, «избрали как бы точкой самого слабого сопротивления в спорах и прениях по отношению к правительству именно морское министерство».

Кадеты, подобно октябристам, также хотели использовать думскую трибуну и нужду самодержавия в средствах на перевооружение армии и флота для выдвижения своих требований, но куда более широких и далеко идущих, чем требования октябристов. «Наш отказ в кредите (на Большую программу Военного министерства – К.Ш.) имеет весьма определенный смысл: желание, чтобы или это правительство ушло или переменило свою тактику, – заявил П.Н. Милюков в Думе незадолго до начала мировой войны, в апреле 1914 г. Разъясняя смысл этого высказывания, Милюков позже писал: «Всякая попытка толковать его какими-либо антимилитаристскими соображениями была бы неправильна и опровергалась бы целым рядом других голосований фракции за вооружение. Ближе всего голосование 1914 г. стоит к подобному же голосованию большинства III Государственной думы против кредитов на новые броненосцы из-за желания вызвать коренную реформу порядков в ведомстве, получившем название «цусимского».

Единственными, кто всегда и последовательно выступал против ассигнований на развитие вооруженных сил России были представители революционных партий (народные социалисты, трудовики, эсеры, социал-демократы). Выступая с думской трибуны, социал-демократ И.П. Покровский от имени своей фракции заявлял, что в прогрессивном росте военных расходов Дума всегда шла услужливо навстречу правительственным требованиям. В стремлении царизма укрепить свою военно-полицейскую мощь его поддерживают не только правые, националисты и октябристы, этой идеей зарядились и «соседи слева» из так называемой «ответственной оппозиции» – прогрессисты и кадеты, тоже в конце концов согласившиеся на военно-морские ассигнования (на Черноморский флот, нацеленный для борьбы за Черноморские проливы). И.П. Покровский справедливо отмечал: «В четырехчасовой речи депутат Шингарев нагромоздил бесконечный ворох жалоб на нищету, бедность, некультурность России и т.д. Он видит, конечно, что из-за этих расходов на военные и морские надобности Россия, оставаясь в том же положении десятки лет, будет оставаться такой же некультурной и бедной»36.

От имени социал-демократической фракции И.П. Покровский решительно возражал против использования ресурсов государственного казначейства на рост военных расходов. Он упрекал большинство Государственной думы в том, что оно ничего не сделало для облегчения налогового бремени на неимущие классы населения и подчеркивал, что думским поощрением милитаризма страна обрекается на культурный застой и обнищание широких масс населения.

А расходы эти с возникновением Государственной думы не только не уменьшились, но и более того – значительно возросли, что было связано, разумеется, не столько с ее созданием, сколько со значительным укреплением финансового положения России в годы предвоенного промышленного подъема. Все более и более возраставшие военные расходы стали важнейшим фактором, влиявшим на взаимоотношения между российским обществом и вооруженными силами, тем более, что Николай II с самого начала своего царствования пустился в явно авантюристическую внешнюю политику. С первых же дней восшествия на престол он требовал все новых и новых военных расходов. Опытный бюрократ министр финансов С.Ю. Витте при составлении «предельного бюджета»* военного и морского ведомств на 1898–1903 гг. отмечал, что в предыдущее пятилетие на военные нужды уже выделялось более 1,58 млрд руб., в связи с чем платежеспособные возможности населения исчерпаны почти полностью. Несмотря на быстрое развитие экономики в последнее десятилетие, отмечал С.Ю. Витте, стране грозит бюджетный дефицит и «никакая страна, даже самая богатая, не может выдержать непрестанно напряженного военного бюджета»38. Но самодержец оказался глух к доводам министра финансов и, взяв тогда курс на войну против Японии, требовал все новых и новых чрезвычайных ассигнований. Государственный совет, назначавшийся в то время самим царем из отставных министров и других многоопытных бюрократов, также предупреждал царя, что государственный долг страны в 1902 г. достиг 6629 млн. руб., более половины которых (около 3,5 млн.) падает на внешние займы. Дальнейший рост расходов, и прежде всего – на гонку вооружений, подорвет «не только финансовое благополучие (государства – К.Ш.), но и его внутреннюю мощь и международное политическое значение»39. Однако Николай II держал твердый курс на дальневосточную авантюру. Чем она закончилась – общеизвестно. Наибольшие потери понес флот: в водах Тихого океана погибло или было захвачено в плен около 70 боевых кораблей и вспомогательных судов общей стоимостью в 230 млн. руб. золотом, а вместе с артиллерийским и минным вооружением, хранившемся в Порт-Артуре и тоже захваченном японцами, прямые материальные потери флота составили 265888951 руб. В результате войны оказалась расстроенной и крайне ослабленной и сухопутная армия. По подсчетам В.Н. Коковцова (сменившего на посту министра финансов С.Ю. Витте) прямые расходы на русско-японскую войну составили 2,3 млрд. руб. Позже эта цифра была им увеличена до 2,6 млрд., а с учетом и косвенных потерь народного хозяйства авантюра на Дальнем Востоке обошлась стране не менее чем в 4–6 млрд. руб.

Начало Северной войны. Нарвская виктория шведов
Петр вернулся из-за границы, не сумев собрать союз против Турции, а собрал он союз против Швеции. Уже говорилось, что Швеция к концу XVII века владела Балтийским морем. И вот русский царь Петр I, саксонский кюрфюрст Август II (он же и король Польши), датский король Фридрих заключили в 1696 году соглашение против шведского короля Карла X ...

Социально-экономическое положение страны после окончания гражданской войны и иностранной интервенции
В стране разразился экономический кризис. Лишь «…по окончании войны, - признавал Ленин, - мы увидели всю ту степень разорения и нищеты, которые надолго осуждают нас на простое только излечение ран»[1]. За годы мировой и гражданских войн страна потеряла более четверти своего национального богатства. Национальный доход сократился с 11 млр ...

Либеральная мысль в российской публицистики второй половины XIX века
Заметный рост конституционных настроений в обществе на рубеже 70–80-х гг. нашел свое отражение в позиции журнала «Вестник Европы». Журнал «Вестник Европы», основанный в 1866 г., продолжил ту конституционную линию в русской либеральной прессе, которая была начата «Отечественными записками» в первые пореформенные годы. Либеральная програм ...