В начале ХХ века Ярославль не принадлежал к числу индустриальных центров. Крупной тяжелой промышленности, считавшейся в те годы главным оплотом организованного рабочего движения, и ассоциировавшейся в произведениях социал-демократических публицистов с высокой «пролетарской сознательностью», в Ярославле не было вовсе. Зато имелось множество мелких предприятий текстильной, деревообрабатывающей и пищевой отраслей, традиционно связанных с селом. Несмотря на некоторое изменение структуры ярославской промышленности в период Первой мировой войны, еще в 1927-м г. Владимир Маяковский мог с полным правом именовать ярославских рабочих «маслобоями и текстильщиками»[3].

Вот как рисует «портрет» ярославского пролетариата 1900-х гг. социал-демократка О.А. Варенцова: «Если в Иваново-Вознесенске в минувшие годы на каждом шагу всегда и везде сталкиваешься с рабочими, то Ярославль имел физиономию интеллигентского города… Самая большая фабрика – Ярославская Большая Мануфактура находилась за пределами города… Колесников (партийный товарищ Варенцовой – Авт.) сразу и живо почувствовал разницу между иваново-вознесенской и ярославской фабриками. Жаловался на отсталость ярославских текстильщиков. Особенно его удручало и раздражало царившее на фабрике низкопоклонство рабочих перед фабричной администрацией. «Старой деревней веет от ярославской фабрики», - заявил он мне, проработавши три-четыре дня… Ярославские текстильщики, крепко связанные с землей, с деревней и заключавшие в своих рядах ничтожное число городского пролетариата, отличались большей патриархальностью, чем иваново-вознесенские»[4].

И все же, революционное брожение, охватившее страну в период первой русской революции, не могло обойти и ярославских рабочих. Тем более что условия их существования всячески способствовали развитию протестных настроений. И. Колышко в книге «Очерки современной России» дает рельефное изображение условий труда на ярославской табачной фабрике Дунаева (1887 год): «Пройдитесь по фабрике. Загляните в эти темные подвалы без намека на вентиляцию, где столбом стоит мелкая табачная пыль, едкая и проникающая всюду, где копошатся тени людей с заткнутыми носами, ушами и даже ртами. Они работают там по 14 часов в сутки… Худые, изнуренные, землистого цвета, вот они валяются на своих грязных нарах, в грязном до отвращения, тесном и душном помещении»[5]. Почти в тех же самых выражениях описывает условия труда на ЯБМ в 1903-м гг. рабочий-большевик П.Н. Караваев: «Тяжелое впечатление производила сама атмосфера, насыщенный пылью воздух в цехах, особенно в чесальном отделении, где очесы хлопка кружились в воздухе, оседали кругом, попадали в рот, в легкие. Трудно было представить себе, как может человек пробыть в такой атмосфере целый рабочий день – 10-12 часов. Землистого цвета, покрытые пылью лица рабочих красноречивей всех слов говорили о тяжелых условиях труда»[6]. В то же время следует отметить, что отношения между работниками и работодателями, особенно на старых (как ЯБМ) и мелких предприятиях зачастую носили патерналистский характер, во многом воспроизводя архаичную модель взаимодействия барина и крестьян в дореформенной деревне. В 1902 году газета «Искра» так описывала ситуацию на валеном заводе Свешникова: «На валеном заводе Свешникова царствуют нравы по Домострою. В 9 часов вечера рабочих запирают, и никто уже не смеет проникнуть за ворота; хозяин нередко «ласкает» рабочих, как может только «ласкать» хозяин. Раньше на Свешникова работали кустари-валяльщики, теперь на смену им пришел завод… и побежденные кустари смиренно переносят хозяйский гнев, хозяйскую любовь»[7]. Таким образом, отсутствие каких либо формальных трудовых прав и социальной защиты могло в известной степени компенсироваться неформальным «обычным правом», в рамках которой хозяин предприятия выступал в отеческой ипостаси, а рабочим уготовлялась роль «детей».

Несмотря на сравнительно низкий удельный вес пролетарского населения, оно все же представляло собой опасную для властей силу, т.к. значительная его часть была сконцентрирована на крупном предприятии (ЯБМ) и компактно проживала в Закоторосльной части города. К октябрю 1905 года медленно вызревавшие оппозиционные и революционные настроения пролетарской массы вылились в масштабные выступления, кульминацией которых стала «кровавая пятница» 9 декабря 1905 года. Этому предшествовали грандиозные по ярославским меркам «октябрьские события»: всеобщая забастовка, охватившая не только крупнейшие предприятия и железнодорожные мастерские, но и пекарей, кузнецов, сапожников, извозчиков и даже домашнюю прислугу. В Ярославле формируются вооруженные рабочие дружины, происходят кровавые столкновения с черносотенцами, казаками и полицией. Все свидетельствует о переломе в сознании ярославских трудящихся, которые до сих пор - по словам Е. Ярославского - считались «непоколебимым оплотом консерватизма и покорности»[8]. Однако ошибочно думать, что пролетарские массы Ярославля в 1905-м году слепо шли за социал-демократами или другими революционными организациями, в одночасье отбросив все то, что последние именовали «отсталостью». Напротив, многие источники позволяют сделать вывод о том, что, соприкасаясь с леворадикальной средой, ярославские рабочие старались дистанцироваться от «политики», действуя скорее в тред-юнионистском, чем революционно-социалистическом русле. Об этом говорит, прежде всего, подчеркнуто экономический характер выдвигаемых требований. Корреспонденция в социал-демократической газете «Новая жизнь» от 10 ноября 1905 года отмечает: «Карзинкинцы уже стали ходить на социал-демократические митинги. Собираясь отдельно, они вырабатывали и требования, главным образом, экономические»[9]. Е. Ярославский вспоминает: «Весь 1905 год, победа рабочего класса, успех его стачечной борьбы разбудили, расшевелили и Ярославскую Большую Мануфактуру. Образовался стачечный комитет, в который нам удалось ввести и своего представителя от комитета партии. Надо сказать, что руководители стачки – совсем не социалисты – очень боялись, особенно вначале, испортить дело «политикой». Поэтому когда я отправился на первые собрания на больших фабриках, товарищи немедленно предупреждали меня: «Смотрите, не говорите про царя, про бога»[10]. Впрочем, возможно, что в этой демонстративной лояльности монархическим и религиозным устоям проявилось своеобразное двоемыслие, лукавство, свойственные русскому крестьянину, от которого ярославский рабочий того времени отличался не так уж сильно. Тот же Ярославский рассказывает следующий эпизод: «Я помню, как один пожилой рабочий, который перед моим выступлением защищал царя, в частной беседе со мною, здесь на собрании, в каком-то исступлении требовал: «Так их! Говори про всех: про царей, про митрополитов говори, про хозяев! »[11].

Начало классовой борьбы пролетариата. Положение рабочих
В Российской и Австро-Венгерской империях, в состав которых входили украинские земли, рабочие страдали не только от капиталистической эксплуатации, но и от многочисленных пережитков крепостничества, обрекавших их на полное политическое и экономическое бесправие. Отношения капиталистов и рабочих почти не регулировались какими-то законод ...

Окончание религиозных войн и укрепление абсолютной монархии во Франции
Запутанные события гражданской войны во Франции в XVI веке можно вкратце свести к следующему: 1. После мира, заключенного в 1576 г. в Болье на весьма благоприятных для гугенотов условиях, католическая оппозиция под предводительством Генриха Гиза организовалась в (первую) Лигу, или Священный союз, который провозгласил своим девизом борь ...

События 14 декабря 1825 года
14 декабря стало самым черным днем в жизни Николая I. С утра собрались для присяги Сенат и Синод, одновременно стали приводиться |к ней и войска. Во время церемонии в лейб-гвардии Московском полку офицеры Д.А. Щепин-Ростовский, М.А. и А.А. Бестужевы уговорили часть солдат не присягать. Пытавшиеся вмешаться полковой командир П.А. Фредери ...